Женщины и власть. Манифест

Общественный голос женщин

Первый литературно зафиксированный эпизод, когда мужчина приказывает женщине заткнуться, принадлежит Гомеру. Жена Одиссея Пенелопа попросила музыканта спеть для гостей ее дома другую песню. Но ее сын Телемах перебивает мать и советует ей лучше «вернуться к себе», на женскую половину, заняться «своими делами». Выражать мнение в обществе — не женское занятие.

Женщин лишали права голоса с незапамятных времен, и в этом отношении в настоящее время мало что изменилось. Повсюду — от парламента до производства — женщин не слышат, им закрывают рот. А те женщины, которые все же решаются высказать свою мысль во всеуслышание, подвергаются осуждению, а зачастую и осмеянию. Цена за возможность быть услышанной слишком высока: есть множество примеров, когда женщины-политики подвергались травле в соцсетях. Над ними глумились, им угрожали. При этом общество демонстрирует явные двойные стандарты: если женщина-политик совершает ошибку, то ее осуждают намного сильнее, чем политика-мужчину в такой же ситуации.

Окрик Телемаха в «Одиссее» — первый известный в мировой литературе случай запрета женщине публично высказываться. Но не последний. Есть огромное множество других произведений, третирующих женщину, лишающих ее голоса: комедии Аристофана, «Метаморфозы» Овидия, мифы и легенды Древней Греции. Вспомните, к примеру, сказание о том, как Зевс превратил свою любовницу Ио в корову, и та могла только мычать, или о том, как нимфу Эхо лишили возможности говорить самостоятельно и она была вынуждена лишь повторять слова других.

Во времена античности считалось, что женщина, говорящая на публику, — бесстыдница, нарушающая правила приличия. Разве что жертвам и мученицам дозволялось вопить перед смертью принародно. Например, первым христианкам, отданным на растерзание львам.

Публичные выступления считались прерогативой мужчин. Хотя некоторые исключения все же были: древнеримские хронисты описывали случай с женщиной по имени Гортензия. Она потребовала отменить имущественный налог, наложенный властями на всех женщин в городе. Таким образом, иногда женщинам все же дозволялось защищать права своей социальной группы, мужа и детей. Но говорить от лица народа, от лица мужчин она не имела права.

Ораторское искусство считалось одним из признаков мужественности: юнец, обученный риторике, произнеся красивую и убедительную речь, доказывал свою зрелость как мужчины. Античная наука приводила доказательства превосходства мужского голоса над женским. Высокий женский голос считался утомляющим, сходным с собачьим тявканьем, а кроме того, указывал на трусость характера.

Все эти предубеждения были унаследованы западной традиционной культурой и так или иначе сохраняются до сих пор. В нашем обществе женщины, как правило, выступают публично, защищая либо себя, либо других женщин. Мы считаем высокий голос тяжелым для восприятия, а речь, произнесенную таким голосом, — неубедительной. Мы не привыкли считать компетентными выступления женщин, если их тема выходит за пределы традиционных «женских интересов» и затрагивает область политики, экономики, истории. Сколько мужских голосов осудили Джеки Оутли, когда в 2007 году она посмела стать комментатором телепрограммы, посвященной спорту!

Женщине, чтобы ее услышали и восприняли серьезно, приходится прилагать гораздо больше усилий, чем мужчине. Например, сознательно копировать мужскую риторику. Так поступила королева Елизавета I, обращаясь к войску в битве при Тилбери: она утверждала, что ее женское тело слабо, но сердце и желудок у нее — короля Англии. Самый успешный английский политик времен холодной войны Маргарет Тэтчер, выступая публично, намеренно говорила низким голосом, чтобы звучать властно и убедительно. Ей это помогло. Однако человек, прибегающий к таким уловкам, не может чувствовать себя комфортно и естественно. Он ведь играет роль, и эта игра может сильно отвлечь его от темы выступления.

Чтобы женщину слышали и воспринимали на равных, необходимо переосмыслить само понятие власти. Нужно понять, почему у власти до сих пор мужское лицо и мужской голос.

Женщины во власти

Представление о том, что женщины могут управлять государством, в нашей культуре всегда носило характер либо юмористический, либо фантастический. Так, в комедии Аристофана «Лисистрата» женщины останавливают войну между древнегреческими полисами, отказав своим мужьям в близости. Вдохновившись мифами об амазонках, Шарлотта Гилман в 1915 году написала ироничную повесть-утопию «Еёния» (Herland) о государстве женщин. Это идеальное общество без мужчин, отлично организованное и управляемое женщинами, которые научились рожать без участия сильного пола, без секса. Когда туда проникают трое американцев, становится ясно, что женщины, несмотря на все благополучие, не считают свое государство правильно устроенным.

В течение всей человеческой истории женщин отлучали от власти и фактически (в политике), и символически (в культуре). И хотя в наше время степень участия женщин в политике и экономике гораздо выше, чем 10 лет назад, тем не менее, если мы хорошо представляем себе влиятельного мужчину во власти, то про влиятельную женщину нам известно очень мало, кроме того, что выглядит она достаточно мужеподобно. У нее строгий брючный костюм, короткая аккуратная стрижка или гладко зачесанные волосы, минимум аксессуаров, чтобы максимально приблизиться к образу мужчины. Получается, женственность означает слабость?

В наше время женщин в политике становится все больше (в 70-е годы в парламенте Британии их было всего 4%, а сейчас 30%), тем не менее женщины во властных структурах до сих пор смотрятся чужеродно.

Не все женщины-политики имитируют мужской образ. Есть случаи, когда женщина выбирает тактику «от противного». Она не подражает мужским обычаям, а, напротив, подчеркивает свою женственность и непохожесть на мужчин. Используется, как правило, один женский атрибут, который и становится ее «суверенной женской территорией». Маргарэт Тэтчер, например, успешно использовала ридикюль. Типично женский аксессуар стал ее «фишкой», символом женского присутствия во властных структурах. У Терезы Мэй таким же символом стали тонкие каблучки-рюмочки.

Главный вывод из всего этого таков: если женщины по-прежнему «не свои» во власти, то нам стоит пересмотреть само понятие власти, а не наше представление о женщине.

Женщины наравне с мужчинами могут быть компетентными во многих вопросах: в науке, культуре, экономике. Было бы несправедливо отдавать под «юрисдикцию» женщин-политиков сугубо «женские» вопросы, касающиеся материнства и детства, защиты прав женщин. Перемены возможны. Это доказывает, например, тот факт, что политическое движение Black Lives Matter основали три женщины: Алисия Гарза, Патрисс Каллорс, Опал Томети. Вам вряд ли известны их имена, но основанное ими движение пользуется влиянием. Что само по себе опровергает теорию лидерства в политике.

Власть не должна восприниматься как нечто элитарное и наделяющее привилегированностью. Сегодня власть рассматривается как объект обладания, и это неправильно. Было бы разумно лишить власть общественного престижа, изменить ее структуру, чтобы это была власть не лидеров, а ведомых им людей. Человек, обладающий властью, должен быть слугой своего народа, самоотверженно работающим на благо всех остальных. Политик должен быть, прежде всего, полезным. Только в таком случае он может рассчитывать на серьезное отношение к себе как к личности. Переосмыслив власть в подобном ключе, мы сможем рассчитывать на то, что женщин в политике станет больше.